Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
Я сжал кулаки.
— Грязный тип! Осмелиться поднять руку на вас… Почему он вас бьет?
Лицо ее сделалось серьезным, задумчивым. Она взяла себя в руки.
— Потому что… — выговорила она наконец, — потому что от этого ему легче, я думаю, слабые мстят за свою слабость тем, кто еще слабее, чем они сами.
Я задал ей вопрос, который терзал меня, и я не осмеливался спросить ее прямо:
— Почему, черт возьми, вы вышли замуж за этого типа? Он вам подходит, как перья кролику!
По насыпи тихо прошел поезд, астматично попыхивая. Его красные отблески осветили лицо Жермены, и я увидел, что ее взгляд стал злым.
— Почему девушки выходят замуж за стариков? В какой-то книге есть ответ. Я была молода, любила парня моего возраста. Забеременела от него. Его семья воспротивилась нашему браку, и его послали куда-то за границу. В ту пору Кастэн и подцепил меня. Он воспользовался случаем, чтобы уговорить мою мать. Она была бедная, вдовая, в отчаянии от моей ошибки. Мать так настаивала, что я согласилась. Но только не надо доверять людям, идущим на жертвы, это худшие на земле негодяи.
В ее устах слово «негодяи» приняло какое-то очень емкое значение. Оно выражало всю ее горечь и отчаяние…
Я прикоснулся рукой к ее плечу. Она резким движением высвободилась.
Чтобы скрыть свое смущение, я спросил:
— И тогда?
— Тогда ничего… Он начал с того, что отвел меня к подпольной акушерке, специализировавшейся… на преждевременных родах. Ребенка у меня не стало. Кастэн выиграл на всех досках… Он относился ко мне, как к собаке. Теперь под настроение он выдумывает любой повод, чтобы меня поколотить.
Да, поэзией в этой истории и не пахло.
Некоторое время мы молчали. Прошел еще один поезд, свет из его окон выхватывал из темноты прекрасное, грустное лицо мадам Кастэн.
— Почему вы его не бросите?
Она повернула голову. Ее волосы коснулись моего лица, и я снова удержался, чтобы не прижать ее к себе.
— Видите ли, месье Блэз…
— Вы можете называть меня просто Блэз.
— Это не принято.
— О’кей, не будем больше об этом, все ясно… Вы остались, потому что боитесь, вас устраивает ваша унылая, растительная жизнь, разве не так?
Я говорил жестко. Она отодвинулась.
— Почему вы такой злой?
— Я не злой. Мне хочется, чтобы мы имели чувство достоинства. Я считаю отвратительным, что вы позволяете себя бить!
Я подумал, что она убежит, однако женщина даже не пошевелилась. Я продолжил:
— Впрочем, как я предполагаю, вы отомстили, не так ли?
— Что вы хотите сказать?
— Я подумал о фотографии в вашем бумажнике, о телефонном разговоре, именно на почте я вас и увидел…
— Да, я знаю.
— Бели бы я вовремя не включил свои мозги, я дал бы вашему могильщику все основания для хорошей вздрючки. Не так ли?
— Действительно. Вы… вы очень умны, Блэз. Ваша деликатность…
— О, не обольщайтесь насчет моей деликатности. Ответьте лучше, у вас есть любовник? Женщина, которая идет звонить на почту, когда у нее дома есть телефон, не хочет, чтобы ее услышали…
— Вы правы, у меня есть любовник! — сказала Жермена дрожащим голосом.
— Я не упрекаю вас. Я вас полностью оправдываю.
— Спасибо! — сказала она иронично.
— Кто этот счастливый избранник?
Верите или нет, но я ревновал ее. Да, я ревновал эту женщину, которую полдня назад еще не знал.
— Все тот же, — ответила она.
Я не сразу понял.
— Все тот же… Отец моего неродившегося ребенка.
Утихнувший гнев вновь поднялся во мне.
— Когда я говорил об отсутствии достоинства, я и не думал, что у вас его вообще нет. Итак, этот тип вас бросил, он позволил вам выйти замуж за это ничтожество, он оставил вас гнить среди ваших венков, и эта свинья продолжает пользоваться вами!
— Замолчите!
На одном дыхании она продолжала:
— Вы не можете понять! Он болен… У него с детства припадки эпилепсии.
Я замолчал. Ситуация выглядела по-другому.
— Вы любовница эпилептика?
— Ну и что? Он такой же человек, как все другие, разве нет?
Она почти прокричала это рвущимся голосом. Я кивнул.
— Согласен, этот человек не хуже других. Человек, имеющий право на счастье, у него есть смягчающие обстоятельства. Но человечество ничтожно, Жермена. Нормальному мужчине досадно, когда красивая девушка отдается больному!
Теперь я говорил себе, что папаша Кастэн, должно быть, не так уж и не прав, избавившись от ребенка. В глубине души я находил ему оправдание.
Жермена продолжала что-то говорить. Я заставил себя прислушаться к ее словам.
— Он красив, я всегда его любила. Он пытался объяснить мне, что ему крупно не повезло, но мне было наплевать. Когда мне случилось присутствовать при одном из его припадков, я не испугалась. Только вот его семья распорядилась по-своему. Во время обострений ему делали успокаивающие уколы и притупили в нем волю. Ему рассказали, что я вышла замуж за очень богатого старика, ведь Кастэн богат. Морис продолжил лечение в Швейцарии. Прошли годы… Умер его отец, и он вернулся. Несколько месяцев назад я его увидела… Мы бросились друг другу в объятия… Все началось сначала.
Она умолкла. Мне было неприятно узнать все это. Я говорил себе, что завтра же смоюсь в Париж, чувствуя, что не смогу больше оставаться здесь.
— Скажите-ка, поскольку уж он вернулся, этот ваш Казанова, вы не могли бы скрыться с ним вместе?
— Нет.
— Почему?
— Потому что он разорен. Его отец умер в долгах. Морис поселился в комнате служанки, под крышей. Он фотограф, живет плохо. Я… я ему помогаю.
Вот это мило! Мадам пользуется кассой похоронного бюро, чтобы подкармливать своего кавалера! Мне это не понравилось. Все трое — Морис, Жермена и Ашилл — казались мне сборищем трусов и гнусных подлецов. Да, здесь явно не хватало кислорода.
Мне стукнуло в голову:
— А почему, собственно, вы рассказываете мне все это?
— Ну, я…
— Давайте выкладывайте.
— Когда муж меня ударил, я сказала, что с меня хватит. Я убежала, чтобы… напугать его. Я так поступила впервые. Надеюсь, это его успокоит. Но я вернусь…
— А почему вы осмелились именно сегодня?
— Из-за вас. С тех пор как вы здесь, я чувствую себя более сильной. Мне кажется, что вы мой друг.
— Согласен, я ваш друг.
— Тогда я попрошу вас о другой услуге.
— Валяйте.
— Это трудно сказать…
— После ваших признаний, есть ли что-то еще, что было бы трудно мне объяснить, малышка?
— Это так. Ну так вот, завтра в Пон-де-Лэр базарный день.
— Где это?
— Пон-де-Лэр — большой поселок, недалеко отсюда. По четвергам я беру грузовик и еду за продуктами на неделю, потому что там они дешевле. Морис живет в Пон-де-Лэре.
— Ясно… Значит, вы кувыркаетесь с ним по четвергам?
Даже не слова, а мой иронический тон заставил женщину вздрогнуть.
Она повернулась и быстро скрылась в сумерках. Мгновение я ошарашенно стоял, потом бросился за ней, схватил ее за руку.
— Эй, подождите, Жермена! Когда от мужчины требуют дружбы, следует привыкнуть к его резкости. Это и отличает дружбу от любви. Если любовь — это пух, то дружба как грубое перо.
Она остановилась.
— Да, вы правы. Извините меня, нервы шалят…
— Да, и у меня не меньше.
Это ее удивило. Она посмотрела на меня.
— Почему?
— Я не знаю, заметили ли вы, но я серьезно влюбился в вас. Я тоже доверю вам кое-что, раскроюсь. Если бы я не увидел вас на почте, плакали бы ваши восемь тысяч.
Признание ее шокировало.
— Это — истинная правда, вот и все. Что я должен сделать?
— Наш спор с Ашиллом произошел из-за рынка. Он мне заявил, что смешно ехать в Пон-де-Лэр из-за ничтожной экономии. Я думаю, он о чем-то догадывается. Я стала настаивать, тогда он разозлился. Он помешает мне туда поехать.
— Так вы хотите, чтобы туда поехал я и все объяснил Морису?
— Вы догадались. Вам это не по душе?
— Не очень… Только вот подумали ли вы, что у меня есть шеф?
— Это неважно. Завтра утром вы скажете ему, что ваш чемодан не прибыл и вы должны ехать за ним в Париж. Держите, в этом конверте деньги. Возьмите себе на расходы, а остальное отдайте…
— Договорились. Где живет ваш красавчик?
— Его фамилия Тюилье, адрес: улица Мориса Лезера, 3, в Пон-де-Лэре. Вы запомните?
— Навеки. Можете рассчитывать на меня.
— Хорошо, я возвращаюсь.
— Вас проводить?
— Лучше не надо.
— Как знаете.
Она переминалась с ноги на ногу, не решаясь уйти.
— Вы хотите что-то еще?
— Нет, объясните ему, что… как только я смогу… Я завтра позвоню ему.
Я покачал головой.
— О чем вы подумали?
— Я думаю, что ему чертовски повезло.
Она протянула мне руку.
